Статья 1 ГК РФ (действующая редакция). Основные начала гражданского законодательства

1. Гражданское законодательство основывается на признании равенства участников регулируемых им отношений, неприкосновенности собственности, свободы договора, недопустимости произвольного вмешательства кого-либо в частные дела, необходимости беспрепятственного осуществления гражданских прав, обеспечения восстановления нарушенных прав, их судебной защиты.

2. Граждане (физические лица) и юридические лица приобретают и осуществляют свои гражданские права своей волей и в своем интересе. Они свободны в установлении своих прав и обязанностей на основе договора и в определении любых не противоречащих законодательству условий договора.

Гражданские права могут быть ограничены на основании федерального закона и только в той мере, в какой это необходимо в целях защиты основ конституционного строя, нравственности, здоровья, прав и законных интересов других лиц, обеспечения обороны страны и безопасности государства.

3. При установлении, осуществлении и защите гражданских прав и при исполнении гражданских обязанностей участники гражданских правоотношений должны действовать добросовестно.

4. Никто не вправе извлекать преимущество из своего незаконного или недобросовестного поведения.

5. Товары, услуги и финансовые средства свободно перемещаются на всей территории Российской Федерации.

Ограничения перемещения товаров и услуг могут вводиться в соответствии с федеральным законом, если это необходимо для обеспечения безопасности, защиты жизни и здоровья людей, охраны природы и культурных ценностей.

Комментарий к Ст. 1 ГК РФ

1. Гражданский кодекс Российской Федерации (далее — ГК РФ) открывается формулировкой наиболее значимых постулатов, на которых зиждется гражданско-правовое регулирование в современной России. Эти основные начала гражданского законодательства, в правовой науке чаще именуемые принципами отрасли права, — важнейшие концептуальные положения, определяющие содержание правового регулирования гражданско-правовых отношений с учетом их специфики.

Принципы (основные начала) права — это своеобразная квинтэссенция многовекового опыта правового регулирования определенной сферы общественных отношений. Для гражданского законодательства в этом контексте наибольшее значение имеют наследие римского частного права и его рецепции в средневековом европейском законодательстве; эволюция идеи естественного права как своеобразного идеального образца правопорядка, лежащего в основе всякого писаного (позитивного) права; развитие института прав человека и гражданина в их оптимальном сочетании с публичными интересами.

2. Выступая в качестве основы для всех норм ГК РФ, принципы гражданско-правового регулирования так или иначе проявляются во всех его частностях и деталях. Самостоятельное значение они имеют как минимум в трех аспектах.

Во-первых, законодатель оставляет на усмотрение судов разрешение тех ситуаций в гражданском обороте, которые оказались не урегулированными действующим законодательством. В таких случаях судам рекомендовано руководствоваться именно общими началами и смыслом гражданского законодательства (так называемая аналогия права, см. об этом комментарий к ст. 6 ГК).

Во-вторых, в отдельных конкретных ситуациях законодатель связывает правовые последствия с соответствием или несоответствием поведения их участников принципам разумности и добросовестности (см. правила о переработке или спецификации (ст. 220 ГК), давностном владении (ст. 234 ГК), добросовестном приобретении (ст. ст. 302303 ГК), сроке исполнения обязательств (ст. 314 ГК РФ) и др.).

Наконец, в-третьих, в соответствии с общими началами гражданско-правового регулирования в необходимых случаях осуществляется толкование гражданско-правовых норм — выявление смысла нормы, содержащейся в нормативно-правовом акте, применительно к конкретным ситуациям, требующим правового урегулирования, или к группе однотипных ситуаций, в которых норма может быть понята двояким образом либо с искажением ее подлинного смысла.

Толкование может носить официальный характер, исходя от органа, который издал толкуемую норму (аутентическое), или судебного органа (легальное), и неофициальный характер (научное или доктринальное). Толкования различаются по способу: грамматическое (по буквальному смыслу нормативного текста с учетом правил орфографии), историческое (с учетом конкретных исторических обстоятельств, в которых принимался и действовал нормативный акт), систематическое (с учетом содержания и смысла как в целом всего нормативного акта, так и в его соотношении с иными нормативными правовыми актами, в первую очередь — той же отраслевой принадлежности) и логическое (с учетом правил формальной логики и специфики отраслевого логико-понятийного инструментария). Однако во всяком случае толкование норм происходит в контексте отраслевых принципов.

3. Учение об отраслевых принципах традиционно хорошо разработано в отечественной правовой науке. В этой связи необходимо помнить, что в доктрине формулируется более широкий круг основных начал гражданского законодательства, чем тот, который приведен в комментируемой статье 1 ГК РФ. Как правило, называемые учеными принципы раскрывают и конкретизируют положения Гражданского кодекса либо корреспондируют с характеристиками метода гражданско-правового регулирования. Наиболее часто и последовательно в науке гражданского права упоминаются в качестве его «дополнительных» отраслевых принципов автономия воли участников гражданско-правовых отношений, их правовая инициатива и активность, правонаделение и диспозитивность норм как метод действия законодателя в сфере гражданского оборота. Все эти характеристики так или иначе проистекают из основного начала гражданского законодательства, упомянутого в ГК РФ в первой же его статье, — принципа равенства участников регулируемых данным Кодексом отношений.

4. В отличие от уголовного, административного права и некоторых иных отраслей так называемого публичного права, выполняющих в первую очередь охранительную функцию, гражданское право является отраслью регулятивной, т.е. рассчитанной на не просто допустимое, а на поощряемое правопорядком поведение участников общественных отношений, в регулировании которого запреты и ограничения в сравнении с охранительными отраслями минимальны. Равным образом метод гражданского права отличен от метода налогового, трудового, природоохранного права, где высока роль предписаний определенной модели юридически значимого поведения.

В гражданском обороте преобладают не субординационные, а координированные взаимоотношения его участников, что предполагает активность последних в приобретении, осуществлении и защите субъективных гражданских прав, приобретении и несении субъективных гражданских обязанностей. Для большинства моделей гражданско-правовых отношений, регулируемых ГК РФ, не характерен диктат законодателя. Нормы Кодекса носят диспозитивный характер, т.е. выбор того или иного варианта поведения зависит от воли участника правоотношения.

Принцип равенства участников отношений, регулируемых гражданским законодательством, состоит в гарантированном правопорядком равном положении участников гражданского оборота, отсутствии преимуществ у кого-либо из них вне зависимости от личных качеств или общественного статуса и обеспечении им возможности свободной взаимной оценки мотивов и предпосылок для участия в гражданских правоотношениях.

5. Принцип равенства участников гражданских правоотношений проявляется в ряде важных особенностей правового статуса последних. Если в других отраслях права органы, наделенные публичной юрисдикцией, наделены также правом диктовать свою волю другим субъектам, то в гражданских правоотношениях публичные образования не реализуют свои властные полномочия; эта сторона их правосубъектности остается как бы «за кадром». В соответствии со ст. 124 ГК РФ Российская Федерация, ее субъекты, а также муниципальные образования выступают в отношениях, регулируемых гражданским законодательством, на равных началах с иными участниками этих отношений — гражданами и юридическими лицами.

Еще одним важным проявлением принципа равенства участников гражданского оборота является закрепленное в ч. 2 ст. 8 Конституции РФ и в п. п. 3 и 4 ст. 212 ГК РФ положение о равенстве в Российской Федерации всех форм собственности. Предусмотренные на сегодняшний день законом частная собственность (граждан и юридических лиц), а также государственная (Российской Федерации и ее субъектов) и муниципальная собственность провозглашены абсолютно идентичными по своей значимости.

Равенство форм собственности обеспечивается, во-первых, установлением по общему правилу единого для всех субъектов гражданского оборота порядка приобретения, осуществления и прекращения права собственности, а во-вторых, равной защитой прав всех собственников (соответственно п. п. 3 и 4 ст. 212 ГК).

Единообразие в защите всех форм собственности проявляется, в частности, в отказе от существовавшего в относительно недавнем прошлом принципа так называемой неограниченной виндикации государственной собственности. Статья 90 ГК РФ 1964 г. относила иски об истребовании государственного имущества из незаконного владения к кругу требований, на которые не распространяется исковая давность. В действующем ГК РФ одинаковый подход обеспечивается установлением единых для всех субъектов гражданского оборота общего и специальных сроков исковой давности, а также приостанавливающих и прерывающих ее течение обстоятельств.

6. Вторым по очередности, как и по значению, в комментируемой ст. 1 ГК РФ упомянут принцип неприкосновенности собственности — элемент конституционного правового статуса гражданина и правоспособности организаций, состоящий в гарантированной возможности накапливать, обособлять и защищать свою имущественную сферу предусмотренными законом способами. Изначально он закреплен в ст. 35 Конституции России, провозглашающей, что никто не может быть лишен своего имущества иначе как по решению суда.

Несмотря на то что динамика гражданского оборота реализуется в основном в обязательственных правоотношениях, именно вещные права обеспечивают стабильность экономического положения и социального статуса субъектов, в связи с чем значение гарантий неприкосновенности собственности трудно переоценить. Тенденциями современной российской законотворческой и судебной практики являются укрепление позиций собственников, титульных владельцев и добросовестных приобретателей имущества, усовершенствование существующих и разработка новых эффективных механизмов защиты вещных прав.

7. Принцип свободы договора конкретизируется в п. 2 комментируемой статьи: граждане и юридические лица свободны в установлении своих прав и обязанностей на основе договора и в определении любых не противоречащих законодательству условий договора. Эти положения дополнительно раскрыты законодателем в ст. 421 ГК РФ и реализуются в предоставлении участникам гражданского оборота возможности свободно проявлять свое волеизъявление при заключении договора, как предусмотренного, так и не предусмотренного законом или иными правовыми актами, а также содержащего элементы различных договоров; определять по своему усмотрению содержание условий договора, кроме случаев, когда оно предписано императивной нормой закона или иного правового акта, в том числе изменять диспозитивные нормы законодательства. Указанная норма также содержит запрет на понуждение к заключению договора, за исключением случаев, когда обязанность заключить договор предусмотрена ГК РФ, иным законом или добровольно принятым обязательством.

Бесплатная юридическая консультация по телефонам:
8 (499) 938-53-89 (Москва и МО)
8 (812) 467-95-35 (Санкт-Петербург и ЛО)
8 (800) 302-76-91 (Регионы РФ)

8. Следующие три основные начала гражданского законодательства, сформулированные в ГК РФ, носят функциональный характер и призваны обеспечить полноценную реализацию первых трех начал. Речь в них идет о недопустимости произвольного вмешательства кого-либо в частные дела, необходимости беспрепятственного осуществления гражданских прав и об обеспечении восстановления нарушенных прав и их судебной защиты.

Принцип беспрепятственности осуществления гражданских прав благодаря своему универсальному характеру занимает в этой триаде центральное положение и в известной степени охватывает собой два других. Этот важнейший постулат гражданского права раскрывается в п. 2 комментируемой статьи 1 ГК России, в соответствии с которым физические и юридические лица приобретают и осуществляют свои гражданские права своей волей и в своем интересе. В п. 1 ст. 9 ГК РФ уточняется, что субъективные гражданские права осуществляются гражданами и юридическими лицами по своему усмотрению.

Дополнительной гарантией реализации принципа беспрепятственности осуществления гражданских прав служат закрепленные в статье 8 ГК РФ правила о плюрализме оснований возникновения гражданских прав и обязанностей. Таковые могут возникать как из правовых актов, так и из действий граждан и юридических лиц, порождающих права и обязанности в силу общих начал и смысла гражданского законодательства. Перечень действий граждан и юридических лиц, с которыми правопорядок связывает возникновение гражданских прав и обязанностей, сформулирован законодателем как открытый.

9. Общее правило о свободе в осуществлении приобретенных гражданских прав знает исключения. Во-первых, гражданскому праву известны ситуации, когда в силу своего специального статуса управомоченное лицо не имеет возможности отказаться от осуществления права или осуществлять его без должных заботливости и осмотрительности. Речь идет о ситуациях, когда эти права осуществляются их субъектом в интересах другого лица — например, опекуном в интересах подопечного, доверительным управляющим в интересах учредителя управления и пр. Во-вторых, полнота свободы осуществления гражданских прав своей волей, в своем интересе и по своему усмотрению ограничивается универсальным институтом запрета на злоупотребление правом (см. комментарий к статье 10 ГК РФ).

Осуществление субъективного гражданского права — это процесс реализации в конкретных действиях эталонной модели социального поведения. Так же, как от идеальной модели гражданского правоотношения — общественного отношения, подлежащего урегулированию нормой права, отличается реальное взаимодействие его участников, так и от формируемой совокупностью факторов меры возможного поведения управомоченного лица следует отличать ее реальное осуществление.

Действия субъектов прав, направленные на осуществление последних, могут внешне находиться в границах меры возможного поведения, но при этом осуществляющие их лица могут не соблюдать вышеперечисленные ограничения, т.е. выходить за пределы осуществления гражданских прав. В структуре данного понятия можно выделить злоупотребление правом в узком смысле как поведение, при котором превышаются пределы осуществления права и причиняется вред окружающим лицам и которое совершается с прямым или косвенным умыслом, т.е. собственно употребление права во зло другому. Частным случаем такого правонарушения является шикана, т.е. осуществление права исключительно с намерением причинить вред другому лицу (п. 1 ст. 10 ГК).

Помимо шиканы законодатель называет в п. 1 ст. 10 ГК РФ еще два варианта поведения участников гражданского оборота, требующие квалификации как злоупотребление правом: действия в целях ограничения конкуренции и злоупотребление доминирующим положением на рынке.

10. Содержащаяся в п. 3 комментируемой статьи дополнительная гарантия беспрепятственного осуществления гражданских прав в виде правила о свободном перемещении товаров, услуг и финансовых средств по всей территории РФ воспроизводит норму ст. 8 Конституции РФ и конкретизируется подп. 3 п. 1 ст. 15 Федерального закона от 26 июля 2006 г. N 135-ФЗ «О защите конкуренции» <1> (далее — Закон о защите конкуренции). Не допускается установление кем бы то ни было каких-либо правил (в частности, в рамках ограниченной региональной юрисдикции), препятствующих свободному обороту активов в едином экономическом пространстве Российской Федерации, ограничивающих каким-либо образом продажу, покупку, иное приобретение, обмен товаров.

———————————
<1> Собрание законодательства РФ. 2006. N 31 (ч. 1). Ст. 3434.

11. Недопустимость произвольного вмешательства в частные дела выступает важной гарантией необходимого для любого цивилизованного общества оптимального баланса частных и публичных интересов, определения оправданных пределов вторжения правопорядка в частную сферу и добрососедских отношений частных лиц.

Эту гарантию следует понимать двояко. С одной стороны, она фиксирует в качестве важнейшего общего правила неприкосновенность частной сферы. С другой стороны, частная инициатива и частные интересы не могут простираться безгранично, поскольку на определенном этапе неизбежно начнут посягать на инициативу и интересы других лиц, а также на общественные интересы. Поэтому, закрепляя недопустимость произвольного вторжения в частные дела, законодатель сохраняет возможность основанного на законе и оправданного вмешательства в них. По сути, это переложение известной формулы «мое право заканчивается там, где начинается право другого».

Недопустимость произвольного вмешательства в частные дела обеспечивается рядом важных законодательных установлений. Прежде всего это положения Конституции РФ (в частности, ее ст. 23), формирующие так называемый правовой статус гражданина перечислением неотъемлемых прав его личности (в том числе право на неприкосновенность частной жизни, личной и семейной тайны и т.д.).

Целым рядом нормативных актов (например, частью четвертой ГК РФ, Федеральным законом от 27 июля 2006 г. N 149-ФЗ «Об информации, информационных технологиях и о защите информации» <1> (далее — Закон об информации) и др.) установлены гарантии сохранности частной информации, промышленной собственности, коммерческой тайны, которые наряду с нормами о неприкосновенности собственности устанавливают определенные барьеры на пути всякого произвольного вмешательства в частную сферу.

———————————
<1> Собрание законодательства РФ. 2006. N 31 (ч. 1). Ст. 3448.

Все допускаемые законом возможности посягательства на частные интересы носят в гражданском праве характер исключений. Они, как правило, являются реакцией на недопустимые варианты реализации частного интереса, корреспондируют с нормами охранительных отраслей, а в рамках гражданского законодательства присутствуют в нормах о гражданско-правовой ответственности, о понуждении другого субъекта к определенным действиям или к воздержанию от определенных действий, на котором управомоченный субъект вправе настаивать.

Кроме таких случаев вмешательство в частную сферу может оправдываться исключительно общественными интересами высокого уровня значимости. Общее правило об этом сформулировано в ч. 2 п. 2, ч. 2 п. 3 комментируемой статьи 1 Гражданского кодекса, а также в ст. 10 ГК РФ — допускаются ограничения гражданских прав и свободного перемещения товаров, услуг и финансовых средств исключительно на основании федерального закона и в оправданной мере.

Примерами таких ограничений, установленных федеральным законодательством, могут служить нормы, содержащиеся в ст. 11 Федерального конституционного закона от 30 мая 2001 г. N 3-ФКЗ «О чрезвычайном положении» <1>, ст. 1 Федерального конституционного закона от 30 января 2002 г. N 1-ФКЗ «О военном положении» <2>, ст. 77 Кодекса внутреннего водного транспорта РФ, ст. 29 Устава железнодорожного транспорта РФ.

———————————
<1> Собрание законодательства РФ. 2001. N 23. Ст. 2277.

<2> Собрание законодательства РФ. 2002. N 5. Ст. 375.

12. Принцип обеспечения восстановления нарушенных прав и их судебной защиты логически завершает комплект функционального инструментария для полноценной реализации основных начал гражданского законодательства. Способность защищать свои нарушенные гражданские права является неотъемлемым элементом гражданской правосубъектности.

Защита гражданских прав — это допускаемые правопорядком действия управомоченного лица, направленные на восстановление нормальных условий для осуществления его нарушенного права и (или) на восстановление первоначального состояния его имущественной сферы посредством возмещения причиненного ему вреда.

В формулировке комментируемого принципа законодатель не случайно сделал акцент на восстановлении нарушенных прав. Охранительные меры в гражданском праве носят в первую очередь компенсационный и лишь затем — дисциплинирующий характер.

Возможность совершать активные действия для защиты своего нарушенного права в качестве одного из правомочий входит в состав субъективного права как меры возможного поведения. Однако актуализируется эта возможность не всегда, а только в тех случаях, когда субъект в результате неправомерных действий других лиц утрачивает способность осуществлять принадлежащее ему право адекватным образом.

Управомоченный субъект волен по своему усмотрению выбирать способ осуществления права. Однако в некоторых случаях, даже при отсутствии видимых нарушений конкретных прав и интересов других лиц, способ осуществления права может быть явно неадекватен нормам морали и нравственности, правилам общественного порядка и благочиния, обычаям делового оборота. Подобная неадекватность может либо подпадать под признаки уголовного преступления или административного правонарушения, либо быть квалифицирована как злоупотребление правом.

Одним из аспектов универсального правила о недопустимости осуществления своего права во вред другому лицу является устойчиво сформировавшееся в судебной практике представление о безусловном приоритете ценности жизни и здоровья человека по сравнению с материальными ценностями. Следствием этого выступает запрет защиты права, предметом которого служит материальная ценность, способами, ставящими под угрозу жизнь и здоровье окружающих (например, ограждение земельного участка проволокой под высоким электрическим напряжением).

13. Несмотря на то что гражданским законодательством допускаются меры по самозащите права — действия в состоянии необходимой обороны (ст. 1066 ГК), крайней необходимости (ст. 1067 ГК) и так называемые меры оперативного воздействия (например, ст. 359, п. 3 ст. 715 ГК), приоритетное положение в развитой системе правопорядка принадлежит юрисдикционным формам защиты права. Наиболее важное значение среди них имеет судебный порядок защиты права, который наиболее адекватен современному состоянию гражданского оборота и специфике гражданских правоотношений. Судебное решение, вынесенное с учетом сформировавшейся и апробированной судебной практики, после вступления в законную силу становится важным фактором, стабилизирующим как развитие конкретного гражданского правоотношения, так и (через совокупность таких отношений) существование всего гражданского оборота.

Произошедший в 90-е гг. XX столетия переход отечественного судопроизводства от так называемой инквизиционной системы правосудия к состязательной системе явился последовательным шагом по обеспечению подлинного равенства участников гражданских правоотношений, поощрения правопорядком их активности в защите своих прав и законопослушания.

Значительная часть гражданских дел разрешается судами общей юрисдикции — мировыми и федеральными. Мировым судьям подсудны споры, характер которых не предполагает разбирательства дел большой сложности (см. ст. 23 ГПК <1>). Дела о бесспорных взысканиях рассматриваются мировыми судьями в упрощенном и ускоренном порядке так называемого приказного производства (гл. 11 ГПК).

———————————
<1> Гражданский процессуальный кодекс Российской Федерации // Собрание законодательства РФ. 2002. N 46. Ст. 4532.

Споры, возникающие в процессе предпринимательской деятельности, разрешаются в системе арбитражных судов. Специфический вариант судебной защиты нарушенного права — обращение в Конституционный Суд РФ. Таким обращением обжалуются либо содержание действующей нормы закона, либо сформировавшаяся практика ее применения судами общей или арбитражной юрисдикции, в силу которых последними в защите права было отказано.

В отличие от англо-американской системы права российская судебная система не применяет технику прецедентов, в соответствии с которой вынесенное ранее судебное решение может иметь значение источника правового регулирования и применяться для разрешения иного аналогичного спора. В связи с этим практика российских судов носит разноречивый характер и нуждается в целях усовершенствования в изучении, обобщении и анализе, предпринимаемом как на неофициальном, так и на официальном уровне. Единообразие судебной практики достигается посредством издания высшими судебными инстанциями (Верховным Судом РФ и Высшим Арбитражным Судом РФ) руководящих разъяснений, обязательных для исполнения нижестоящими судами и потому выполняющих роль образцов толкования закона. В то же время к приданию решениям высших судов статуса судебных прецедентов в строгом смысле этого термина, о котором в последнее время много говорят, наш правопорядок едва ли готов.

Двоякую роль могут выполнять решения Конституционного Суда РФ — как толкования закона для выявления его смысла и способа применения, не противоречащих Конституции РФ, так и прекращения действия норм, несоответствие которых Конституции РФ выявлено Судом. Во втором случае решение Конституционного Суда РФ по сути имеет значение источника законодательства.

Примечательно, что в некоторых решениях Конституционный Суд РФ формулирует и общие начала законодательства. Например, в Определении от 4 декабря 2007 г. N 966-О-П в качестве одного из основополагающих аспектов требования верховенства права называется требование правовой определенности.

14. Наряду с перечисленными в комментируемой статье 1 ГК основными началами гражданского законодательства, конституирующими его смысл и позволяющими применять право по аналогии, ст. 6 ГК РФ называет три института, сопоставимые по своей значимости для всего массива гражданско-правового регулирования. Эта сопоставимость позволяет считать добросовестность, разумность и справедливость поведения участников гражданских правоотношений принципами гражданского права, названными в законодательстве.

Комментарий к статье 1 Гражданского кодекса РФ на основе судебной практики

1. Часто возникает вопрос, какие действия можно отнести к положениям пункта 3 и 4 статьи 1 ГК РФ. Я постараюсь ответить на данный вопрос приводя позицию судов, изложенную в различных документах.

«3.1. Расторжение договора выкупного лизинга, в том числе по причине допущенной лизингополучателем просрочки уплаты лизинговых платежей, не должно влечь за собой получение лизингодателем таких благ, которые поставили бы его в лучшее имущественное положение, чем то, в котором он находился бы при выполнении лизингополучателем договора в соответствии с его условиями (пункты 3 и 4 статьи 1 ГК РФ).»

… В связи с этим расторжение договора выкупного лизинга порождает необходимость соотнести взаимные предоставления сторон по договору, совершенные до момента его расторжения (сальдо встречных обязательств), и определить завершающую обязанность одной стороны в отношении другой согласно следующим правилам.» (Подробнее см. п. 3.1. Постановление Пленума ВАС от 14 марта 2014 г. N 17)

2. Согласно пункту 4 статьи 1 ГК РФ никто не вправе извлекать преимущество из своего недобросовестного поведения, слабая сторона договора вправе заявить о недопустимости применения несправедливых договорных условий на основании статьи 10 ГК РФ или о ничтожности таких условий по статье 169 ГК РФ. (см. пункт 9 Постановления Пленума ВАС РФ от 14 марта 2014 г. N 16)

3. Оценивая действия сторон как добросовестные или недобросовестные, следует исходить из поведения, ожидаемого от любого участника гражданского оборота, учитывающего права и законные интересы другой стороны, содействующего ей, в том числе в получении необходимой информации (См. Постановление Пленума ВС РФ от 23 июня 2015 г. N 25).

***

Английское право

Значение добросовестности и аналогичных ей понятий при заключении и исполнении договора.

Руководящий принцип подлежит применению ко всем контрактам и операциям. Добрая совесть, являющаяся таковым, препятствует каждой из сторон втягивать другую в сделку, умалчивая о том, что ей частным образом известно, и основываясь на незнании другой стороны о соответствующем факте либо на том, что последняя полагает противоположное. Но каждая сторона также может быть невинно безмолвна относительно открытых для обоих причин реализовывать то или иное свое мнение (Carter v. Boehm (1766) 3 Burr. 1905).

Во многих системах гражданского права и, возможно, в большинстве правовых систем за пределами мира общего права законодательство об обязательствах признает и приводит в исполнение доминирующий принцип, согласно которому в совершении и выполнении контрактов сторонам следует действовать добросовестно. Это не означает, что они просто должны не обманывать друг друга, — подход, который любая правовая система должна приветствовать; эффект данного принципа, вероятно, наиболее подходящим образом передается такими образными выражениями, как «играй честно», «говори правду» или «держи карты на столе открытыми». По существу, это принцип честной открытой коммерции. Характерная черта английского права состоит в том, что оно не связывает само себя подобным руководящим принципом, но выработало от¬дельные решения в качестве ответа на проявившиеся проблемы по части несправедливости (Interfoto Picture Library Ltd v. Stilletto Visual Programmes Ltd [1989] 1 Q.B. 433 ).

В английском контрактном праве не существует универсальной доктрины добросовестности. Стороны, понесшие ущерб, свободны действовать так, как они пожелают, но при условии, что они при этом не действуют в нарушение условий договора (James Spencer & Go Ltd v. Tame Valley Padding Co Ltd, Unreporter, April 8, 1998 CA (Civ Div))

Понятие обязанности продолжать переговоры на добросовестной основе по своей сути является несовместимым с позицией противостояния, присущей сторонам, когда они вовлечены в таковые, и неработающим на практике (Walford v. Miles [1992] 2 A.C. 128).

Тайный Совет отклонил требование об исполнении обязательства в натуре в отношении договора продажи земельного участка в пользу приобретателя, каковой уплатил цену на 10 минут позднее срока, притом что последний, как было прямо выражено, имел существенное значение для исполнения платежной обязанности. Тайный Совет отверг тот аргумент, что суды обладали усмотрением в части того, освободить или нет сторону от договорных последствий просроченного исполнения. При этом было разъяснено, что принцип, согласно которому право справедливости будет ограничивать принудительное обеспечение соблюдения прав, когда было бы нечестно настаивать на их соблюдении, имеет заманчивую широту охвата. Но причины, по которым суды отвергли подобного рода обобщения, основываются не просто на правовых источниках, но и на собраниях бизнеса. В качестве таковых выступает следующее. Во многих формах сделок велико значение того, что если нечто, в отношении чего договор предусмотрел специальное положение, случается, сторонам следует с определенностью знать, что условия контракта будут обеспечены правовой санкцией. Существование неопределенной дискреции в части возможности отклонять принудительное обеспечение выполнения договора на почве того, что это было бы «недобросовестным», является достаточным, чтобы породить неопределенность. Но необходимость в обратном, то есть в определенности, касается не всех типов операций (Union Eagle Ltd v. Golden Achievement Ltd [1997] A.C. 514).

Одной из традиционных ролей права справедливости, выступающего в качестве отдельного набора норм и правил, было ограничение реализации строгих юридических притязаний в определенных отношениях, где это считалось бы противоречащим доброй совести (O’Neill v. Phillips [1999] 1 W.L.R. 1092).

Повсюду в мире общего права спорным остается вопрос, до какой степени обязательства действовать добросовестно должны быть обнаружены в договорных отношениях (Dymocks Franchise Systems (NSW) Pty Ltd v. Todd [2002] 2 All E.R. (Comm) 849 (PC)).

Частные случаи применения понятий добросовестности, справедливости и разумности в Англии

Было объявлено, что партнерство является «договором доброй совести» и что это означает, что будущие партнеры несут перед друг другом обязанность раскрыть все существенные факты, относительно которых каждый из них осведомлен и в отношении которых другие ведущие переговоры о создании партнерства лица могут не иметь представлений (O’Nell v. Phillips [1999] 1 W.L.R. 1092).

Тайный Совет признал, что кредитор по ипотеке должен реализовывать собственные полномочия добросовестно и исключительно для целей получения платежа по долгу, хотя, принимая во внимание указанную цель, его полномочия могут быть осуществлены таким путем, который влечет неблагоприятные последствия, выпадающие на долю заемщика (Downsview Ltd v. First City Corp Ltd [1993] A.C. 295)

Апелляционный Суд, решая вопрос о юридической силе прямо установленного обязательства вести переговоры на основе принципа добросовестности, которое составляло часть договора, дополняющего сложную серию контрактных договоренностей, касающихся приобретения, модернизации и сдачи в наем нефтедобывающей платформы, и предусматривало, что предметом основанных на начале доброй совести переговоров должна выступить стоимость модернизации платформы для ее использования на строго определенном нефтяном поле, притом что на платформе произошел пожар, приведший к дополнительным потерям, подошел к нему с точки зрения применимости и возможности обеспечить правовой санкцией следующим образом. Суд указал, что существует три традиционных возражения против допущения принудительного обеспечения соблюдения обязательства добросовестно вести переговоры: (1) подобное обязательство представляет собой соглашение о заключении договора в будущем и, таким образом, слишком неопределенно, чтобы быть обеспечено правом, (2) представляется крайне затруднительным, если не невозможным сказать, когда в ситуации доведения прошедших переговоров до их конца подобное завершение осуществляется добросовестно или недобросовестно, (3) поскольку никогда не будет известно, стали ли бы причиной достижения соглашения в целом именно добросовестно проведенные переговоры, либо каковы бы были условия некоего соглашения, если таковое было бы достигнуто, невозможно оценить, каковы были бы убытки, вызванные нарушением указанного обязательства. Первое из приведенных возражений имеет небольшой вес в данном контексте, так как прямо выраженное обязательство проводить переговоры на основе принципа добросовестности содержалось в договоре, каковой, что признавалось, относился к обеспеченным правовой санкцией. Третье возражение способно быть преодоленным, поскольку обязательство вести переговоры в рассматриваемом случае касалось ограниченных аспектов дополнительных издержек, вызванных модернизацией платформы, и таким образом, если соглашение не оказывалось бы достигнутым, суд мог бы самостоятельно опреде¬лить возникающие убытки, каковые были бы, вероятно, такими же, как разумная цена модернизации. Напротив, второе возражение, по всей вероятности, дает почву к серьезнейшей проблеме, а именно к тому, что понятие доведения переговоров до их окончания не на добросовестной основе является до некоторой степени труднопостижимым. Однако сложность данной проблемы не должна выступать оправданием для суда, чтобы воздерживаться от уместной помощи, исходящей от сторон, декларируя при этом безоговорочное отсутствие обеспечения правовыми санкциями в отношении данного обязательства. Вместе с тем суд добавил, что в отсутствие обмана обнаружить недобросовестность было бы делом неправдоподобным (Petromec Inc v. Petroleo Brasileiro SA Pefrobras (No. 3) [2005] EWCA Civ 891, [2006] 1 Lloyd’s Rep. 121).

Апелляционный Суд, решая дело, обстоятельства которого таковы, что в типовом контракте между частной школой и родителями одного из воспитанников содержалось прямо закрепленное условие, требующее от директора школы совещаться с родителями и по общему правилу действовать справедливо перед тем, как поставить вопрос об исключении воспитанника из учебного заведения, указал, что справедливость представляет собой гибкий принцип и обладает высокой чувствительностью к фактам, при которых происходит ее применение. Такое положение дел наличествует независимо от того, является ли обязанность действовать справедливо закреплен¬ной публичным правом или имеющей договорную природу. Многое зависит от контекста принятия решения, а также процедурной сис¬темы, в рамках которой оно принимается, природы решения, того, кто его принимает, а также как это происходит, от того, что поставлено на карту и чем жертвуют, определяется тем, что оказывается им затронутым, равно как и цепью событий, ведущих к нему (Gray v. Marlborough College [2006] EWCA Civ 1262, [2006] E.L.R. 516).

Договор в силу содержащихся в нем условий может предусматривать, что определенное действие одной из сторон или ее агента будет вести либо затрагивать ответственность другой стороны. В этом случае такое действие, чтобы достичь данного эффекта, должно выполняться на справедливой основе. Поэтому в ситуации выдачи сертификатов архитектором, выступавшим агентом собственника в отношении надлежаще выполненных строительных работ, сертификация признается юридически действительной, только если агент действует справедливо в отношении обоих сторон контракта (Pawley v. Turnbull (1861) 3 Giff.70).

Фрахтовый контракт предусматривал, что исходящий от капитана судна «нотис о готовности» получить на борт груз будет в случае задержки временем уведомления, от которого начинается отсчет срока так, чтобы позволить судовладельцу предъявить требование в части демереджа. Суд счел, что в ситуации доказанности того факта, что нотис о готовности был дан капитаном или старшим офицером судна с осознанием того, что он был ложным, то есть когда можно было говорить об их осведомленности о неготовности судна к погрузке, отсчет срока для расчета демереджа с указанного момента был не имеющим силы. По смыслу там присутствовало требование действовать добросовестно (Colbelfret N.V. v. Cylclades Shipping Co Ltd (The Linardos) [1994] 1 Lloyd’s Rep.28).

В соглашении о личном найме подразумевается условие, требующее добросовестного отношения и лояльности во взаимодействиях работника и работодателя (Johnson v. Unisys Ltd [2001] UKHL 13, [2003] 1 A. C. 518).

Палата Лордов признала, что наниматель, который знал, что его работники имеют серьезные с финансовой точки зрения права в соответствии с условиями их контрактов о найме (касающиеся повышения их пенсионных привилегий), в ситуации, когда пребывание работника в неведении относительно этих прав выглядело разумным (поскольку указанные права проистекали из коллективного соглашения, условия которого не были знакомы работнику), был обязан предпринять все разумные шаги для информирования работников относительно имеющихся у них прав (Scally v. Southern Health and Social Services Board [1992] 1 A.C. 294).

Было подтверждено, что в условиях, когда бонусная схема работника дает работодателю очень широкую дискрецию относительно платежа и размера бонуса, такая дискреция должна тем не менее реализовываться добросовестно, рационально и с допущением компромиссов (Horkulak v. Cantor Fitzgerald [2004] EWCA Civ 1287, [2005] I.C.R. 402).

В договоре передачи прав на фирму и ее деловые контакты подразумевается условие, согласно которому продавец не вправе подстрекать клиентов его бывшего предприятия вновь иметь дело с ним, поскольку получить деньги и затем фактически вторично овладеть предметом продажи представляет собой вещь совершенно нечестную, хотя при этом суд и не согласился с тем, что продавец не управомочен конкурировать с собственным контрагентом — приобретателем в отсутствие прямо закрепленного положения об этом (Trego v.Hunt [1896] А.С. 7).

Ипотечная компания обладала полномочием, сформулированным в крайне общих выражениях, в части изменения процентной ставки в договоре потребительского кредита. Проведя параллели с публичным правом, Апелляционный Суд признал, что данное полномочие не было совершенно нестесненным, и указал на наличие подразумеваемого условия, согласно которому компании не следовало осуществлять его нечестно, с ненадлежащей целью, с элементами раздражительности либо произвольно. Вместе с тем подразумевание условия о том, что процентная ставка не могла бы быть установлена таким образом, что ни один рациональный займодавец, действующий разумно, не стал бы поступать точно также, было не тем же самым, что заявить о запрете кредитору устанавливать чрезмерно высокую процентную ставку (Paragon Finance Plc v. Nash [2001] EWCA Civ 1466, [2002] 1 W.L.R. 685).

В деле, касавшемся договорной лицензии на использование места на пристани, предназначенного для причаливания яхт, прямо вы¬раженные условия оговаривали, что лицензия управомачивает предоставлять право причаливания третьему лицу на период от одного месяца до года при условии, что такое третье лицо будет предварительно одобрено лицензиаром, который управлял мариной. В этих обстоятельствах Апелляционный Суд разъяснил, что основания, по которым одобрение выдачи сублицензии могло бы быть удержано, были ограничены теми, что касались личности самого сублицензиата, а также варианта его предполагаемого пользования этим правом, и во всяком случае не могли бы быть совсем неразумными, произвольными, случайными либо недобросовестными. Вместе с тем суд отказался считать подразумеваемым контрактом условие о том, что указанное одобрение следовало полагать объективно допущенным, поскольку ни признаков того, что со всей очевидностью стороны не подумали бы о необходимости упомянуть об этом, ни необходимости придать договору коммерческой эффективности не имелось. Таким образом, суд согласился с тем, что следует имплементировать определенные ограничения на реализацию договорного права одной из сторон, сформулированного в общих выражениях, но в то же время сделал вывод, что подлежащий применению стандарт не должен быть чрезмерно обременительным. (Lymington Marina Ltd v. MacNamara [2007] EWCA Civ 151, [2007] Bus. L.R. D29).

Судебная практика по ст. 1 ГК РФ: решения и приговоры суда по гражданским делам